Сила примера
Мне никогда не приходилось выходить на манеж. Я всего лишь страстный любитель циркового искусства, которое прочно вошло в мою жизнь.
Захар Артемьевич Сорокин, Герой Советского Союза
Впрочем, я не совсем точен. Мне все же пришлось почти двадцать лет назад работать в «цирке». Так в шутку на Черноморском флоте называли в первые дни Великой Отечественной войны особое летающее сооружение. Под плоскости старого бомбардировщика «ТБ-3» подвешивали два истребителя «И-16». Тяжелый самолет доставлял меня и моего товарища в дальний тыл врага — к нефтепромыслам в Плоешти. Там мы в воздухе отделялись от своей воздушной «базы» и, пикируя, бомбили наземные объекты. Такой метод боевых действий, в разработке которого в свое время принимал участие Валерий Чкалов, был весьма эффективным: во время пути наши истребители не расходовали ни грамма бензина, к тому же у цели, в отличие от тяжелых бомбардировщиков, они были неуязвимы для противовоздушной обороны врага.
Читатель спросит, а какое все-таки отношение все это имеет к цирковому искусству. Как ни странно, самое непосредственное. Цирк, можно сказать, всегда был сродни авиации. Военный летчик-истребитель должен обладать теми же высокими моральными и физическими качествами, как и цирковой гимнаст — участник воздушного полета, — волей, смелостью, находчивостью, выносливостью, глазомером и умением ориентироваться и молниеносно принимать верное решение в самых непредвиденных обстоятельствах. В те годы, когда я учился в Ейском высшем авиационном училище, в программу физической подготовки будущих летчиков входила тренировка на различных цирковых снарядах. Помню, мы с товарищами увлекались прыжками на батуде, партерной акробатикой, хождением по канату и работой на лопинге или, как у нас называли, — на венских кольцах.
Во время краткосрочных отпусков я специально ходил в цирк, но не только для того, чтобы провести хорошо время, а для того, чтобы подсмотреть как выполняет тот или иной трюк артист. Возвратившись в училище, я старался повторить этот трюк на нашем цирковом снаряде, Не будет преувеличением, если скажу, что среди курсантов в Ейске были ребята, которые так прекрасно работали на лопинге и батуде, что из них могли получиться первоклассные цирковые артисты. Но они готовили себя к совершенно другой профессии. Мы тогда мечтали не о круглом манеже, а о беспредельном голубом небе. И все-таки упражнения на цирковых снарядах тоже помогли нам стать летчиками-истребителями, хозяевами воздушного океана. Пожалуй, без них я не смог бы выступать со своим истребителем в «цирке» Черноморского флота, ни воевать в Заполярье, куда меня направили в июле 1941 года.
Во многих воздушных сражениях мне приходилось драться с фашистами. Но особенно памятным для меня был бой 25 октября 1941 года. Поднявшись с аэродрома по тревоге, я увидел в воздухе четырех фашистских бомбардировщиков «мессер-шмитт-110», держащих курс на Мурманск, Сообщил о них по радио своему ведомому Соколову и сразу же начал атаку. Длинная пулеметная очередь с близкой дистанции — и ведущий самолет врага, задымив, рухнул вниз. Я вступил в бой со вторым гитлеровским бомбардировщиком. Соколов дрался с третьим. Где же четвертый? В тот момент, когда я взял на прицел фашистский самолет, меня ранил в правую ногу летчик четвертого «мессершмитта». Несмотря на это, я продолжал атаку.
Внезапно умолкли мои пулеметы, кончился боезапас. Оставалось одно средство — таран. Резкий удар по хвостовому оперению, и гитлеровский самолет полетел камнем вниз. Но и моя машина была повреждена. Я сел на замерзшее озеро. Над моей головой на бреющем полете пронесся истребитель Соколова. Он давал частые, короткие очереди, предупреждая меня о чем-то. Но о чем? Я стал выбираться из кабины. Но тут же закрыл колпак: ко мне приближался, свирепо рыча, огромный бульдог. Я выстрелил. Бульдог взвыл и упал на снег. Я открыл колпак кабины и осмотрелся. Под сопкой, зарывшись крылом в снег, лежал «мессер-шмитт-110», сбитый мною в первой атаке. От самолета, стреляя, бежал ко мне летчик. Только теперь я понял, о чем предупреждал меня Соколов.
Уже вылезая из кабины, я выстрелил. Фашист, схватившись за живот, медленно осел в рыхлый снег. Я уже собрался покинуть самолет, как вдруг увидел еще одного врага: он подбирался ко мне с противоположной стороны. Бросился к нему навстречу. Вскинул пистолет, нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. И в тот же миг острая боль пронзила мое тело. Я потерял сознание. Когда открыл глаза, то прямо перед собой увидел лицо гитлеровца. Изо всех сил ударил его коленом в живот, тот дико вскрикнул и свалился на бок. Схватив свой пистолет, я перезарядил его, выстрелил в грудь фашисту.
Захватив пистолет, ракетницу, несколько плиток шоколада и обвязав лицо шерстяным шарфом, двинулся в путь, к своим. Мороз не унимался, снежная пурга не утихала. Силы быстро таяли. На третий день, идя по льду озера, провалился по пояс в воду. Жестокий мороз сковал мои ноги. Я перестал их ощущать. Только на шестые сутки, когда не оставалось ни сил, ни надежды, пришел к своим. Девять месяцев провел я в госпитале. Зажила рана на простреленной ноге. Но спасти отмороженные стопы ног не удалось: их пришлось ампутировать.
В госпитале, превозмогая нестерпимые муки, начал учиться ходить на протезах и костылях. Не сразу смог и сменить костыли на палку, трудно ходить, чувствуя опору только в одной руке. Но время и терпение взяли свое. ьМногое пришлось начинать заново. Я вернулся в родную краснознаменную гвардейскую авиационную часть. Летая с протезами, довел к концу войны свой боевой счет до 18 машин, сбив еще 12 самолетов врага.
Меня часто спрашивают, что помогло мне преодолеть все трудности, чтобы снова вернуться в строй. В таких случаях я обычно отвечаю: неукротимая воля к победе, ненависть к врагу и, кроме того, прекрасная физическая закалка, которую я получил в авиационном училище, в частности работая на цирковых снарядах. Я давно не летаю на истребителях, живу в Москве и имею возможность часто бывать в цирке, где стараюсь не пропустить ни одной премьеры.
Когда смотрю, как выступают на манеже артисты, невольно вспоминаю свою молодость: училище, батуд и венские кольца. Сейчас я, естественно, уже не могу работать на цирковых снарядах. Видя отточенное мастерство акробатов, прыгунов и наездников, восхищаюсь героическим искусством цирка, которое заряжает зрителей оптимизмом.
Журнал Советский цирк. Февраль 1965
оставить комментарий