В.Л. Дуров пишет Луначарскому

Интерес Анатолия Васильевича Луначарского к цирковому искусству известен. В его искусствоведческих трудах определенное место занимает цирковая тематика.

Примечательно, что Луначарский при всей своей занятости уделял внимание лучшим мастерам арены, помогал им. Об этом свидетельствуют документы, которые мне встретились во время моей работы с архивом Луначарского. В частности, они касаются тесных контактов Луначарского с Владимиром Леонидовичем Дуровым.

Анатолий Васильевич с интересом относился к работе Дурова, ценил его и как артиста, и как исследователя, и не упускал случая отметить это сочетание в деятельности циркового мастера. Не случайно гастроли Дурова по Украине в 1924 году Луначарский упредил следующим письмом.

«Народному комиссару просвещения Украины.

Дорогой товарищ!

Рекомендую оказать всяческую поддержку известному деятелю цирка зоопсихологу В. Дурову.

В РСФСР он очень ценится как замечательный артист для детей и народных масс и вместе с тем как интересный исследователь в области зоопсихологии.

Политически он является искренне сочувствующим.

Нарком просвещения А. ЛУНАЧАРСКИЙ».

Хорошо известно приветственное письмо Луначарского В. Дурову в день его юбилея — пятидесятилетия артистической деятельности. Справедливо будет напомнить, что Луначарский был почетным председателем юбилейного комитета. А присуждение В. Л. Дурову — первому из артистов цирка — почетного звания заслуженного артиста РСФСР во многом связано с трогательной заботой Луначарского о выдающемся мастере цирка.

Общественное признание заслуг Владимира Леонидовича в разработке научных основ дрессировки животных, ярко проявившееся в дни юбилея, побудило артиста к новым шагам в этой области. Моссовет и Наркомпрос организационно и материально поддержали основателя «Уголка Дурова» в расширении его работы.

Это делалось не без участия Луначарского. Нарком, в частности, содействовал получению Владимиром Леонидовичем импортного оборудования для «Уголка». Сохранилось письмо Луначарского в Управление Московской таможни от 20 февраля 1929 года. В нем говорится:

Уважаемый товарищ!

Очень прошу Вас помочь известному ученому и артисту В. Дурову в деле получения им без оплаты таможенных сборов совершенно необходимых ему предметов, перечисленных в прилагаемом списке. Особенное внимание обращаю на уже прибывшие предметы за № 12, 14, 36 и 37, отсутствие которых совершенно парализует работу Дурова. О Вашем решении прошу уведомить меня.

Нарком по просвещению А. ЛУНАЧАРСКИЙ».

Через три дня Главное таможенное управление извещало наркома, что «Таможенно-тарифный комитет удовлетворил просьбу артиста В. Дурова о сложении пошлины с инвентаря, прибывшего из-за границы и предназначенного для научного и культурно-просветительного уголка имени Дурова».

Очень жаль, что по состоянию архива «Уголка Дурова» нет возможности установить состав закупленного за рубежом инвентаря. Однако сам факт валютных ассигнований для этих целей весьма знаменателен.

В. Л. Дуров чувствовал к себе внимание Луначарского, ценил его компетентные суждения. Когда Владимир Леонидович собрался написать большую книгу о русском цирке, закономерно, что он решил посоветоваться, поделиться своими планами с Анатолием Васильевичем, который в то время (1930 — 1932) занимал пост главного редактора издательства «Academia». Письмо Дурова дает представление в замысле книги, ее направленности, что представляет несомненный интерес.

«Дорогой Анатолий Васильевич!

Я давно задумал книгу, которая, подводя некоторые итоги моей работы не окончательные, конечно,— в то же самое время отобразила бы и людей — интересных и примечательных, с которыми мне доводилось работать и встречаться, и самый цирк в различных этапах его развития — от балагана 70-х годов до теперешнего цирка, являющегося одним из средств воспитания масс в Советской стране. Попутно мне хотелось бы остановиться и на цирке Запада, умирающем сейчас от худосочия.

«Полвека на арене» — о зверях и людях, так бы мне хотелось назвать свою книгу.

Мне думается что такая книга нужна; литературы о цирке у нас почти никакой нет; людей, которые так знали бы цирк, как я, и располагали бы таким архивом, какой сохранился у меня, вероятно, в нашем Союзе очень мало, а может быть, даже и нет таких. Все-таки я работаю на арене пятьдесят четвертый год. Я не буду пускаться в детали. Мне хочется написать бодрую и крепкую вещь, не слишком «ученую» для человека, который был долго народным шутом, и не чересчур шутовскую для человека, который умел совмещать с политической клоунадой серьезную и долгую работу исследовательского характера над психологией зверей.

Если «Academia» может издать «Полвека на арене» размером примерно в 12—15 листов, я буду очень рад. Полагаю, что такая книга без Вашего предисловия была бы неполноценной.

Искренне Вас уважающий В. ДУРОВ.

P.S. План, который прилагается при сем — ориентировочный. В процессе работы он будет видоизменяться. То, что я посылаю сейчас, это вехи, наметка».

Далее в письме перечисляются названия глав, что дополняет наши сведения о характере задуманной книги.

«Глава первая. Немножко генеалогии. Семья, школа, эпоха. Глава вторая. Страсть к животным. Первые опыты дрессировки. Глава третья. Разрыв с семьей. Цирк 60—70-х годов. Его установка. Выдающиеся циркачи. Глава четвертая. Мои первые шаги. Глава пятая. Мои скитания. Цирк и его атмосфера. Глава шестая. Политическая клоунада. Позиционная борьба с самодержавием и его агентами. Глава седьмая. Этапы дрессировки животных. Глава восьмая. Революция 1905 года и роль цирка в ней. Борьба с Союзом русского народа, погромными течениями. Отъезд за границу. Глава девятая. Цирк за границей. Оскорбление «величества». Мой процесс. Карл Либкнехт. Вынужденный отъезд из Берлина. Глава десятая. Цирк в годы реакции. Глава одиннадцатая. Цирк в империалистическую войну. Глава двенадцатая. Пролетарская революция и цирк. Глава тринадцатая. У нас и на Западе. Глава четырнадцатая. «Дуровский уголок» и исследовательская работа в нем. Глава пятнадцатая. Перспективы циркового искусства у нас и на Западе».

Очень жаль, что Владимир Леонидович не смог довести до конца и реализовать свой замысел. Но нет никакого сомнения в том, что он начал писать воспоминания. И публикация хотя бы фрагментов и набросков этих воспоминаний представляла бы общественный интерес и для специалистов и для широкой читательской аудитории. Ведь задумана была «бодрая и крепкая вещь», не слишком ученая, то есть доступная массовому читателю. Был задуман рассказ о себе, о человеке цирка, «который сумел совмещать с политической клоунадой серьезную и долгую работу исследовательского характера над психологией зверей».

Есть основания предполагать, что Луначарский положительно откликнулся на это письмо мастера циркового искусства. К сожалению, в фондах центральных государственных архивохранилищ и музеев мы не находим материалов личного архива В. Л. Дурова. А ведь он сам писал Луначарскому, что «людей, которые так знали бы цирк, как я, и располагали бы таким архивом, какой сохранился у меня, вероятно, в нашем Союзе очень мало, а может быть, даже и нет таких». Но, к сожалению, ценнейший архив, которым законно гордился Дуров и который мог бы принести советскому искусствоведению неоценимую пользу, находится вне досягаемости историков и искусствоведов. Искусство же Дурова, талант его полностью принадлежали народу.

И. СМИРНОВ

оставить комментарий